11.11.2022 Специальная гуманитарная экспертиза в сентябре-октябре 2022 г.
Религиозная группа Алля-Аят была окончательно признана экстремистской (первая попытка была предпринята еще в 2013 году) в мае 2019 года решением Самарского областного суда. После этого последователей учения, которое было создано в Казахстане, и считающих необходимым лечиться чаем, солнечными ваннами, а также прикладыванием к больным местам журнала «Звезда Селенной», стали преследовать в России «за продолжение деятельности экстремистской организации». В частности, такой процесс был инициирован на Алтае в отношении местной группы последователей Алля-Аят в начале 2022 года.
Amicus Curiae стали доступны экспертизы по группе Алля-Аят, которую провели по заказу следствия в Алтайском государственном университете (доцент кафедры регионоведения, национальных и государственно-конфессиональных отношений М.Л. Кащаева) и в Московском государственном лингвистическом университете (заведующая кафедрой теологии Л.С. Астахова).
М.Л. Кащаева известна Amicus Curiae экспертизой, предложенной защитой по делу активистки Аржаны Рыковой, в которой нами были зафиксированы существенные отклонения от принципов экспертной процедуры (в частности, был дан ответ на правовой вопрос).
Управлением ФСБ РФ по Алтайскому краю экспертке М.Л. Кащаевой были поставлены следующие вопросы:
1. К какой религии (конфессии, религиозной группе, течению) относится содержание аудиозаписей собраний, содержащихся на оптических дисках и справках-меморандумах…?
2. Являются ли мероприятия, представленные на записях, религиозным мероприятием?
3. Каковы цели и задачи участников собраний, совпадают ли они с целями и задачами экстремистских религиозных групп «Алля Айят»
4. Можно ли идентифицировать статусные позиции участников собраний… какие функции они выполняют и соотносятся ли эти функции с целями и экстремистских религиозных групп «Алля-Аят»?
Таким образом, фактически речь идет о той же схеме, по которой преследуются участники партии «Хизб ут-Тахрир», и о которой мы уже многократно писали: сперва фиксируются собрания религиозной группы, затем записи этих собраний эксперты оценивают на предмет тождества зафиксированных мнений и текстов текстам экстремистской организации.
Для ответа на вопросы следствия, по мнению М.В. Кащаевой, нужны были следующие методы:
- Каузальный анализ причинно-следственных связей и отношений, способствующих выделению ролей и способов взаимодействия собравшихся.
- Метод догматико-теоретического анализа положений религиозной традиции – использовался при изучении интерпретаций библейского текста, представленного речевыми массивами, а также богословской литературой.
- Феноменологический метод, применяющийся при изучении совокупности приемов, смыслов и значений в духовном взаимодействии людей. При помощи этого метода экспертка соотносила «мотивы, представления, идеи, цели практически действующих индивидов, с целью достижения понимания смысловой связи идей и представлений и реального поведения носителей религиозной традиции».
- Герменевтический метод – якобы «использовался при изучении сакральных текстов. работ исследователей, содержащих материалы о религиозной традиции».
- Наконец, метод анализа коммуникативного воздействия, который якобы использовался «…при выявлении особенности коммуникации собравшихся. выявлении ролей участников собрания…. семантической. когнитивной и лексической характеристик».
Суммируя свой методический аппарат, М.Л. Кащаева утверждает, что «схема анализа речевых массивов», представленная в ее экспертизе, опирается на «анализ элементов вероучения, атрибуцию теонима, изучение субъект-субъектных отношений, отражающих специфику религиозной деятельности, определение мотивов участия в деятельности группы, специфики лексического компонента, иерархических связей, а также выявление специфики религиозных отношений между членами группы».
При ознакомлении с экспертизой Кащаевой, прежде всего, бросается в глаза, что текст экспертизы не содержит никаких ссылок, или кавычек, которые бы указывали на наличие цитирования. Между тем, в исследовательской части нами зафиксированы некорректные заимствования из следующих источников, размещенных в интернете:
· Юлия Яковлева. "Социологический анализ нетрадиционных религиозных сообществ: теоретико-методологический аспект." Государство, религия, церковь в России и за рубежом 2 (2011): 133-149;
· Учебное пособие О.Н. Стрельник (для студентов средних специальных учебных заведений) «Основы философии». М., Юрайт, 2010 г. (глава «Религиозный культ и религиозные организации»);
· И.Н. Яблоков «Отношения религиозные», Энциклопедический словарь, М, Академический проект, 2006.
В частности, некорректным заимствованием из статьи Юлии Яковлевой является определение «нетрадиционных религиозных сообществ»:
«Учение и практика не имеют исторической связи со сложившимися религиозными традициями; новые религиозные движения придерживаются девиантных социальных установок, вследствие чего отношения между верующими и «основным» обществом характеризуются высокой степенью напряженности». Таким образом, перед нами текст, написанный с точки зрения т.н. «антикультистского движения», при этом изобилующий некорректными заимствованиями.
По сути, в тексте нет никакого исследования, а есть рассуждение о том, почему представленные материалы связаны с активностью Алля-Аят. Но текст экспертизы авторка называет «результатом структурного анализа опыта, учения и культовой практики группы «Эллэ-аят». На самом же деле выводы сделаны по нескольким записям встреч группы, что не может считаться научным способом подлинного религиоведческого или социологического исследования «опыта, учения и культовой практики» любой религиозной группы.
Особо следует обратить внимание, что основной причиной признания Алля-Аят «экстремистской» является якобы наличие «запрета на медицинскую помощь», что понимается правоприменителем как угроза конституционным правам граждан. Экспертка указывает, что хотя «….в исследованных материалах не присутствует тенденция запрета обращения к медицинской помощи», тем не менее, «… в практике коммуникации присутствует дискредитация традиционных способов лечения, а также некритическое обобщение практики онкозаболеваний, создается иллюзия легкости лечения по методике группы».
Более широкий спектр вопросов по материалам этого же дела был задан Л.С. Астаховой, выполнившей «социолого-религиоведческую» экспертизу единолично.
Перед заведующей кафедрой теологии МГЛУ в частности, были поставлены вопросы о том, можно ли отнести активность, представленную в материалах дела, к религиозной, является ли Алля-Аят «вероучительно одинаково» представленной во всех аналогичных группах, содержат ли материалы «доктринальные рекомендации или указания на необходимость финансовых пожертвований», имеются ли в материалах дела «признаки финансирования …деятельности религиозной ячейки» и «есть ли в них религиозный смысл». Кроме того, экспертку спрашивали, есть ли в тексте «доктринальные рекомендации и указания, направленные на ограничение реализации гражданских прав и свобод», «доктринальное обоснование…признаков исключительности, превосходства, неполноценности…», а также «распространение учения и расширение группы последователей».
Прежде всего, обращает на себя внимание то, что Л.С. Астахова, вполне следуя практике, продемонстрированной ей в предыдущих экспертизах, делает выводы относительно «доктринальных рекомендаций», не занимаясь реальными социологическими исследованиями группы, сосредоточившись на исследовании исключительно материалов, предоставленных следствием. Вместе с тем, эксперт имеет право по согласованию со следствием проводить дополнительные исследования, если предоставленных материалов недостаточно. Этого запроса Л.С. Астахова не сделала.
В то же время, целый ряд вопросов, поставленных социологу религии, являются явно правовыми, в частности, вопрос о «доктринальных рекомендациях, направленных на ограничение реализации гражданских свобод». В то же время, неясно, что имеется в виду под «доктринальными рекомендациями», связанными с финансовыми пожертвованиями. Совершенно непонятно, как вообще можно исследовать «доктринальные рекомендации» вообще без привлечения базовых текстов исследуемой религиозной группы.
В то же время, очевидно, что любая религиозная группа исходит из представления об исключительности своего вероучении и часто пытается в меру своих возможностей распространить свое учение среди других. Следовательно, ответ на вопрос о наличии такой деятельности вместе с «обоснованием признаков исключительности» увязывает саму по себе обычную для любой религиозной группы активность с «распространением экстремизма», поскольку группа уже запрещена как экстремистская и обыденная религиозная активность становится, таким образом, активностью экстремистской.
Л.С. Астахова перечисляет следующие методы как якобы использованные для исследования материалов группы Алля-Аят:
- Качественный религиоведческий анализ, который «предполагает выявление факторов (причин), порождающих религиозные явления». Очевидно, что такого рода вопрос вообще неприменим к исследованию предоставленных экспертке данных, поскольку не связан ни с поставленными вопросами, ни с характером исследуемых материалов.
- Типологический анализ – «позволяет верифицировать (подтвердить) наличие типов религиозных явлений». Л.С. Астаховой указывает, что этот метод использован в данной экспертизе для «выявления типообразующих признаков, а также выделение объекта типологии». Очевидно, что никакой типологии на основании произвольно выбранных следствием материалов установить невозможно.
- Методы «исследование текста» и «анализ коммуникативной ситуации». Использование этих методов – прерогатива лингвиста. Непонятно, каким образом «исследование коммуникативной ситуации» связано с образованием и родом деятельности Л.С. Астаховой как социолога религии.
- Контент-анализ, также указанный в тексте как метод исследования материалов, – действительно требует выделения значимых элементов текста, а затем подсчет, например, частотности их встречаемости в массиве данных. Очевидно, что исследование не может обладать достаточным для такого рода метода массивом данных, поскольку исследуется несколько записей встреч, которые не представляют достаточный для такого исследования объем. Кроме того, никакого количественного анализа текста в экспертизе нет.
- Интент-анализ –«исследует структуру интенций в тексте, прежде всего, как текст может восприниматься аудиторией». Этот метод вообще неприменим в судебной экспертизе в связи с высокой спекулятивностью и высоким уровнем предположительности получаемых выводов.
- Функциональный анализ – «анализ объекта через призму объяснения существования религии исходя из ее функций». Непонятно, какое это имеет отношение к ответу на поставленные следствием вопросы.
В части методологии особо указано, что необходимо осуществить ещё и классификацию источников по значимости, в частности, «следует разделять тексты на прямое цитирование, цитирование журналов и брошюр, другие источники», в данном случае исследовательница предлагает обращать внимание особое внимание на «цитаты из Библии». Последняя оговорка заставляет думать, что методическая часть является либо заимствованной из какого-то другого текста, либо свидетельствует о полном незнании исследовательницей основ религиозной группы Алля-Аят, которая соединяет черты народной медицины, солнцепоклонничества и буддизма. Никаких ссылок на Библию в материалах Алля-Аят нет.
Впрочем, в самом тексте экспертизы содержится пространное описание Алля- Аят как религиозной традиции, на основании традиционных для религиоведения описаний представления религиозной традиции о человеке, его сущности и смысле, эсхатологии, религиозной практики и т.д. Следов использования вышеперечисленных методов в тексте не найдено.
Вместе с тем экспертиза религиоведа является чрезвычайно предвзятой в отношении данной группы. Так, показательно, что совершенно общее для всех религий мира противопоставление «мы» - «они», мы – как обладающие истиной, а другие – как не обладающие ею, экспертка считает доказательством наличия в учении группы «доктринальных указаний на превосходство и исключительность». Таким же образом, предложение альтернативного безлекарственного лечения понимается как пример «доктринального указания на ограничение гражданских прав и свобод» - права на жизнь. Требование служить учителю и подчиняться его рекомендациям понимается как ограничение «права на свободу и неприкосновенность личности». Совершенно превратно понимается Л.С. Астаховой свобода совести: с точки зрения религиоведа, нарушение свободы слова она видит в том, что АлляАят сперва «разрешает совмещение» своей традиции с другими религиями, а затем якобы «требует отказа от них». Безотносительно того, является ли такой вывод правдивым, само утверждение о том, что раз некая религиозная группа требует следования своей религиозной традиции и отказа от других, то это является нарушением свободы совести, является не только выходом за пределы профессиональной компетентности эксперта-религиоведа, очевидно правовым тезисом, но и явно ложным.
Соответственно, на все поставленные вопросы экспертка Л.С. Астахова утверждает положительно. Уже не удивительно, что, не исследуя нормальным образом ни одной организации Алля-Аят, она делает вывод о том, что «все центры и организации идентичны, и относятся к запрещенному религиозному учению «Алла Аят».
Обращает на себя внимание еще и предвзятость заключения Л.С. Астаховой, которая становится более понятной при сравнении ее заключения по Церкви саентологии, которая обладает, несомненно, большим количеством черт, связанных с функционированием религиозной организации, однако ей Астахова в статусе религии отказала. Напротив, Алля-Аят, которая демонстрирует черты, скорее, сакрализованной альтернативной медицины в большей мере, чем религии, религиовед Астахова уверенно относит к «религиозной группе».
Таким образом, в обеих экспертизах заметна предвзятость, которая объясняется тяготением обеих авторок к антикультизму, как влиятельному направлению в современном российском религиоведении, которое напрямую воспринимает НРД (новые религиозные движения) как «угрозу», и потому их экспертиза в принципе не должна была бы приниматься ввиду очевидной ангажированности и демонстрации не профессионального, а конфессионального подхода к пониманию малых религиозных групп.
В России продолжает активно использоваться законодательство, преследующее за высказывания, не совпадающие с официальной версией истории.
В частности, по текстам, размещенным в течение 2021 года в Телеграмм-канале «Славяно-языческая культура сегодня», в конце 2021 года было возбуждено дело по ст.354.1 УК (Реабилитация нацизма). По этому делу было проведено три экспертизы (две лингвистические и одна историческая), которые показывают все разнообразие подходов к определению «оправдания нацизма».
Так, в лингвистической экспертизе, проведенной в экспертном подразделении Управления отдела ОЗКСБТ (Отдела защиты конституционного строя и борьбы с терроризмом) УФСБ России по Ивановской области лингвистка С.В. Дробот отвечала на вопрос о том, «имеются ли в представленном тексте высказывания в отношении деятельности руководства СССР в годы Второй мировой войны (1939-1945 гг.)?». Экспертка перечисляет шесть методов исследования, якобы использованных при анализе предложенных текстов Телеграмм-канала, при этом особенно обращает на себя внимание метод, который мы уже описывали в других экспертизах сотрудниц ФСБ - «прием свертывания (перефразирования) как основа смыслового анализа текста, направленного на выяснения его смысловой структуры». Возможно предположить, что именно этот метод среди прочих находится в недоступной для исследователя – как материал ДСП – Методике ФСБ, на которую ссылаются все эксперты этой государственной организации.
Такого рода метод является манипулятивным способом натягивания необходимого следствию вывода на исследуемый языковой материал, поскольку любое такое «перефразирование» легко превращает фразу с невыраженным или неочевидным значением в высказывание со значением, которое уже понимается как «экстремистское».
Авторка исследует следующие высказывания:
«…Теперь народ победитель. По сути это лишенный всего народ, у которого
не было выбора. И который после обязан был тому, кто наравне с Гитлером
также был виновен в развязывании той войны…»
«Так ж е было бы полезно вспомнить, что завоевание Европы в 39м, начало как раз руководство Советского Союза, напополам с Алоизычем. И совместный парад при передаче советам польского Бреста, и нападение на Финляндию,
были частью того плана»
«Не было немецкого кольца блокады. Город бросил Сталин, как ненужный и почти захваченный. Хотя возможности поставлять туда продовольствие были. И одна важная деталь, с нацистов сняли обвинение в блокаде на Нюрнберге. Как вы думаете почему?»
«А то, что Сталин и Гитлер были крепкими союзниками и германский национал-социализм довольно бодро воспевался в СССР до 41го года. И не только воспевался в Германию шли колоссальные ресурсы для ведения войны в Европе. Товарищ Сталин сам подогревал эту заваруху не ожидая, ч т о она обернется против него. Т.е. на плечах русского народа, он выехал став типа победителем свалив всю вину на Гитлера, хотя сам был виновен не меньше».
Очевидно, что никакие методы исследования, перечисленные эксперткой, для ответа на поставленный ей вопрос не нужны. В результате лингвистка отвечает, что да, в текстах есть сведения, которые относятся к действиям СССР в годы Второй мировой войны, при этом пресуппозицию всех высказываний она определяет так: «Сталин поддерживал идеи «германского национал- социализма» и не меньше Гитлера виновен в начале Второй мировой войны».
Эта экспертиза, видимо, не отвечала запросу следствия, поскольку этой же экспертке был направлен новое задание следствия с расширенным списков вопросов.
Вторая экспертиза написана той же С.В. Дробот, но уже отвечает на развернутые вопросы следствия, к которым помимо вопроса о наличии сведений о действиях СССР в годы Второй мировой войны, еще добавлены вопросы о том, в «какой форме выражена данная информация (мнение, эмоционально-экспрессивная оценка, субъективно-оценочное суждение и т.п.) и «выражается ли автором негативная оценка о деятельности СССР в годы Второй мировой войны.
Лингвистка из Иваново фактически воспроизводит большую часть своей предыдущей экспертизы, однако применительно к ответу на добавленные вопросы обращает внимание что перед нами «высказывания в форме утверждений». Тем не менее, касаясь оценки самих утверждений, экспертка утверждает – со ссылкой на Типовую методику ЭКЦ МВД 2009 года, – что в данных текстах негативная оценка отсутствует.
В результате запрос о следующей экспертизе был отправлен в Государственный архив Ивановской области, где следователь просит провести историческое исследование предоставленных материалов и ответить на следующие вопросы:
1. Соответствуют ли данным современной исторической науки приведенные в
утверждениях факты, положения?
2. Являются ли факты и положения, приведенные в утверждениях, научно обоснованными и доказанными?
3. Содержится ли в приведенных утверждениях недостоверная информация о деятельности СССР в годы Второй мировой войны?
Обращает на себя внимание то, что, прежде всего, предполагается, что историческая наука стоит на абсолютно точно утвержденных фактах и общих «положениях». Вместе с тем, формулировка вопроса показывает, что следствие исходит из того, что «недостоверная информация» о деятельности СССР в годы Второй мировой войны тождественна «заведомо ложным сведениям».
Заключение специалиста подготовлено самим директором Государственного архива Ивановской области А.М. Семененко.
В этом тексте, прежде всего, обращает на себя внимание избранный автором стиль. Отвечая на вопрос об ответственности за начало Второй мировой войны, автор пишет, что идея о равной ответственности Сталина и Гитлера за начало Второй мировой войны была «взята на вооружение различными советологами…. Они выгораживают Великобританию, Польшу, делая из одних «жертву» как из Польши, а из других – «невинных овечек».
Далее весь ответ на первый вопрос представляет собой полностью скопированное интервью «академика Международной славянской академии, профессора из Приднестровской Молдавской республики» Николая Бабилунги, который на многих страницах текста обсуждает, в основном, проблемы, связанные с реакцией на резолюцию Европарламента, приравнявшую преступления сталинизма и нацизма, проблемы исторической памяти в Бессарабии, отношения Румынии и Молдовы и прочее, как представляется, никак не относится к ответу на вопрос об ответственности СССР и нацистской Германии за развязывание Второй мировой войны.
Вместе с тем, налицо просто огромный плагиат внутри научного формально исследования, в котором текст интервью профессора Бабилунги полностью заменяет собственный текст историка-эксперта. Этот текст сменяет другой заимствованный текст – Александра Широкорада, который в «Независимой газете» опубликовал текст, пересказывающий официальную позицию российской власти по вопросу Пакта Молотова-Риббентропа и называющий обсуждение его историками и политиками «попытками «коллективного Запада» пересмотреть итоги Второй мировой войны.
Таким же специфическим образом – просто копируя материалы сомнительного академического качества – отвечает кандидат исторических наук, заведующий Государственным историческим архивом Ивановской области и на другие вопросы следствия. Так, для ответа на вопросы № 2 и № 3 автор использует Copy&Paste из публикации в журнале «Родина», посвященной блокаде Ленинграда, где высказывается позиция, что блокаду следует признать геноцидом. Отвечая на вопрос о союзнических отношениях Сталина и Гитлера, профессиональный историк ссылается на сайт topwar c публикацией Павла Сутулина, публициста, не являющегося профессиональным историком, на эту тему и полностью ее перепечатывает в «исследовании».
Единственным в скопированном в текст экспертизы мнением профессионального историка является не научный текст, а интервью историка А. Чубарьяна «Российской газете». Тем не менее, в нем как раз обсуждается именно вопрос пакта Молотова–Риббентропа и наличие признаков «дружбы» между режимами – утверждение, которое автор «экспертизы» ставит под сомнение.
Для легитимации своего использования исключительно ненаучных, в большинстве случаев – просто сомнительных источников – автор утверждает в заключении, что исследуемые утверждения являются «голословными, односторонними, нарушающими историческую действительность» и потом для оценки «подобных утверждений не являются необходимыми документы и архивные данные».
Таким образом, основной объем текста «исследования» - это копии интервью и журналистских материалов, которые якобы достаточны, по мнению историка, для того, чтобы опровергнуть «голословные» утверждения. Такой текст в принципе не мог быть принят в качестве научного исследования, и является примером совершенно чистого плагиата, выданного за «исследование».
Сама по себе ситуация массового некорректного использования чужих публикаций фактически вместо своей должна была бы стать предметом отдельного рассмотрения со стороны правоохранительных органов как пример «заведомо ложной экспертизы», о наличии уголовной ответственности за представление которой эксперт был предупрежден.
