23.03.2023 Специальная гуманитарная экспертиза в январе-феврале 2023 г.
(Напоминаем, что полные тексты экспертиз, описанных в обзорах, доступны только зарегистрированным пользователям сайта Amicus Curiae)
В конце 2022 г. начались слушания по делу петербургской художницы Александры Скочиленко, обвиняемой в распространении «фейков» о российской армии на замененных ею ценниках в магазине «Перекресток» (мы уж писали о нем в одном из предыдущих обзоров). Мы уже писали о том, что после ее задержания филологи из петербургских академических институтов провели неофициальную экспертизу ценников и не обнаружили там инкриминируемой Александре интенции дискредитировать Российскую армию. Основным в неофициальной рецензии было предложение разделить «утверждения о фактах», которые можно оценить на предмет их соответствия действительности, и «оценочные суждения», которые оценить таким образом невозможно. Следовательно, как заключили экспертки, в ценниках нет утверждений о фактах, следовательно, и никаких «фейков» тоже нет.
Иначе ответили на те же самые вопросы доцент кафедры теории журналистики и массовых коммуникаций СПбГУ к.ф.н. Анастасия Гришанина, известная Amicus Curiae по проведенной с многочисленными нарушениями экспертизе по делу молодежной организации «Весна», и к.п.н. Ольга Сафонова, доцент кафедры политических институтов и прикладных политических исследований СПбГУ.
Прежде всего, обращает на себя формулировка вопросов, на которые отвечают эксперты. В частности, вопрос № 2 сформулирован так:
«Содержатся ли на размещенных ценниках лингвистические и психологические признаки дискредитации использования Вооруженных Сил РФ в целях защиты интересов Россиискои Федерации, ее граждан, поддержания международного мира и безопасности, исполнения государственными органами Российской Федерации своих полномочии за пределами территории Российской Федерации в указанных целях?»
Очевидно, что вопрос носит совершенно правовой характер, и эксперты, отвечая на него, выходят за пределы профессиональной компетентности. В то же время, другой вопрос – «Содержат ли представленные на исследование материалы негативную информацию о ВС РФ в форме утверждений о фактах, которые можно проверить?» - содержит утверждение, что факты сами по себе (а не их интерпретация) могут быть «негативными». Очевидно, что такая конструкция вопроса заимствована из дел по оскорблению чести и достоинства граждан, где сообщаемая информация может быть, действительно, негативной. В то же время, очевидно, что экспертов, одновременно и о том, являются ли сведения фактами, и о том, негативные ли они, и о том, соответствуют эти сведения реальности, – что делает экспертов, как мы уже писали, по сути, военными цензорами.
Наконец, эксперток СПбГУ спрашивают, содержат ли проанализированные тексты «признаки разжигания вражды и ненависти».
В качестве использованных методов эксперты указывают следующие:
· анализ коммуникативных единиц (суждений, уrверждений, доводов) с выделением пропозиций фактов, мнений, оценок, волеизъявлений и определением функционально-понятийной структуры единиц содержания текста; семантический анализ слов, лексико-семантический анализ текста;
· функционально-грамматический анализ высказываний; анализ синтаксической структуры; функционально-коммуникативный анализ значений языковых средств, осуществленный путем замены одного неточного или неясного понятия другим (формально более четким) или уточнением используемых понятий через уrочнение их места в какой-либо понятийной системе;
· интент-анализ, контент-анализ; контекстуальный политологический анализ.
В указанных методах исследования обращает на себя внимание метод «замены», который носит совершенно спекулятивный и, очевидно, манипулятивный характер. Применение подобного метода не только не является научным, но и впрямую нарушает базовые принципы экспертной работы.
В качестве базовой методики исследования заявлена работа С.А. Кузнецова и С.М. Оленникова «Экспертные исследования по делам о признании информационных материалов экстремистскими» (М., 2014). Надо отметить, что в этой методике нет ничего по поводу исследования материалов на предмет наличия в них признаков дискредитации армии: в тот момент этого законодательства не существовало вовсе. Методика С.А. Кузнецова и С.М. Оленникова основывается на обязательности выявления коммуникативной цели, вопрос о которой в данной экспертизе даже не ставится. Таким образом, заявленная методика в реальности не используется. Наконец,, существуют изданные еще в июне 2022 г. методические письма РФЦСЭ, в которых предлагается методика исследования высказываний на предмет наличия в них «фейков» или «дискредитации» - эти рекомендации авторками также не использовались.
Основным подходом в данной экспертизе является выявление «ложности» анализируемых высказываний. Обращаясь к описанию материалов дела, экспертки демонстрируют свое желание выявить «ложность» анализируемых высказываний. Так, при описании самих текстов (коротких подписей-ценников), экспертки утверждают, что «…сведениям, составляющим пропозицию данных высказываний, придан вид достоверных». Дальнейший анализ показывает степень владения эксперткой-филологом базовыми терминами лингвистического анализа. Так, при анализе высказывания «Российская армия разбомбила худ.школу в Мариуполе» высказывается мнение, что «Оценочность действий армии достигается за счет глагола «разбомбить». Собственно, в этимологии самого глагола «бомбить» нет ничего «оценочного», это, как представляется, описание действия, не обладающего оценочной характеристикой само по себе. Оценочным, по мнению эксперток, глагол становится потому, что разбомбить художественную школу – это акт военного преступления, соответственно, сообщать о нем – это «распространять фейки», поскольку – и тут следует ссылка на официальный российский сайт – эти действия « …не подтверждались публикацией данных, зафиксированных средствами объективного контроля, и не были верифицированы официальными источниками информации», под которыми понимаются исключительно российские официальные публикации. Таким же образом и другие высказывания оцениваются как «ложные» и «не соответствующие действительности», а их коммуникативная направленность – на дискредитацию ВС РФ. Таким образом, экспертки отвечают не на те вопросы, которые сформулированы следствием, поскольку вопросы не содержали просьбы оценить достоверность сообщаемого. В результате экспертки делают вывод, что сообщение недостоверных, с точки зрения официальных органов РФ, сведений о деятельности российской армии и является способом ее дискредитации.
Показательно, что приведенный анализ не имеет никакого отношения к методике С. Кузнецова и С. Оленникова, а в целом является именно примером произвольной интерпретации текста. Примером такого анализа является пассаж относительного того, почему высказывание «Остановите войну» также неприемлемо: «Используя распространенный в исторической памяти россиян трагический нарратив, автор усиливает эффект высказывания». По мнению авторок экспертизы, использование такого термина связано с «дезориентацией читателей», чтобы вызвать у них «беспокойство, страх, и создать ложные и не соответствующие действительности представления о действиях военнослужащих Вооруженных Сил России».
Наконец, отвечая на вопрос о наличии в тексте признаков разжигании вражды и розни, экспертки делают вывод о том, что сообщение недостоверных сведений не только является способом дискредитации армии, но еще и содержит признаки «разжигания вражды и розни» в отношении социальной группы «военнослужащие ВС РФ». Это обстоятельство роднит рассматриваемую экспертизу с другими недобросовестными текстами из СПбГУ, где, например, критика действий отдела по борьбе с экстремизмом означает «унижение социальной группы «сотрудники центра «Э»».
Совершенно такое же дело, по таким же основаниям и с почти такой же экспертизой началось в Петербурге в конце 2022 г. против Виктории Петровой. Ее обвиняют, в основном, в репостах материалов А. Невзорова, Д. Гордона и М. Каца. По этому делу экспертиза СПбГУ была проведена экспертами в несколько ином составе – вместо А.Н. Гришаниной в тандеме с О.Д. Сафоновой выступает Алла Николаевна Тепляшина, доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры цифровых медиакоммуникаций СП6ГУ. В этой экспертизе также рассматриваются высказывания, относящиеся к войне в Украине.
Эксперткам были поставлены вопросы, также требующие фактически определить истинность или ложность анализируемых высказываний. Наиболее показателен вопрос, «имеется ли в исследуемых материалах ложная информация, которая под видом достоверных сведений опровергает факт того, что использование ВС РФ осуществляется в целях защиты интересов РФ и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности, а также опровергает факт того, что исполнение государственными органами РФ своих полномочий осуществляется в указанных целях?». Сама формулировка вопроса, как представляется, провоцирует эксперток сразу на два нарушения экспертной процедуры – во-первых, это совершенно правовой вопрос, на который они не должны отвечать, а во-вторых, ответ на этот вопрос потребует обсуждения вопроса, является ли обсуждаемые факты истинными или ложными, что также противоречит базовым принципам экспертной работы.
Авторки этой экспертизы также указывают на использование методики С. Кузнецова и С. Оленникова для анализа представленных текстов, а также методов «дискурс-анализа, лексико-семантического анализа, а также функционально-прагматического анализа коммуникативной организации высказываний».
Однако, в самом анализе следов использования методики нет: очередной раз экспертки выступают не как ученые, а как цензоры, причем идеологическая составляющая встраивается в логику лингвистического исследования. Так, используя термин «пропозиция», то есть общий смысл для ряда высказываний, авторки утверждают, что в анализируемых высказываниях они обнаружили «ложную пропозицию», согласно которой ответственность за начало военных действий лежит на руководстве РФ, в то время как «на самом деле» это была «агрессия киевских властей против республик Донбасса». В результате, по мнению эксперток, высказывания формируют «чувство неприязни, переходящее в ненависть и вражду по отношению к представителям государственной власти РФ», которая в экспертизе называется «политической». Правильной пропозицией, по мнению эксперток, обладают официальные публикации Министерства обороны РФ и другие заявления российского руководства. При анализе прибегают к откровенному жульничеству: сперва определяют высказывание как оценочное («дана негативная оценка политики государственных органов»), а затем утверждают, что эти высказывания – «фактоид», то есть, утверждения о факте. Таким образом, напрямую смешиваются два ключевых для лингвистического анализа текста понятия – оценочного суждения, которое не может быть истинным или ложным, и факта, который может быть истинным или ложным, но не должен оцениваться, собственно, экспертом. Наконец, по описанный выше схеме само распространение «ложных сведений» о деятельности ВС РФ экспертки считают доказательством наличия в тексте «признаков разжигания вражды и розни».
Таким образом, в целом складывается канон экспертиз, посвященных анализу спорных текстов на предмет наличия в них «признаков дискредитации российской армии». Высказывания исследуются на предмет наличия в них утверждений, не совпадающих с официальной кремлевской позицией, они объявляются «ложными» и «дискредитирующими». Одновременно, поскольку речь идет о ВС РФ, любые негативные высказывания становятся еще и доказательством наличия в тексте признаков вражды и ненависти к социальной группе «военнослужащие ВС РФ».
Осенью 2022 г. начались слушания по уголовному делу против руководителей Церкви последнего завета, обвиняемых в по ч. 1 ст. 239 УК РФ (Создание религиозного или общественного объединения, деятельность которого сопряжена с насилием над гражданами или иным причинением вреда их здоровью, а равно руководство таким объединением), пп. «а», «б» ч. 3 ст. 111 УК РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, совершенное группой в отношении двух и более лиц), п. «г» ч. 2 ст. 112 УК РФ (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью, совершенное группой). Одному из обвиняемых, помимо этого, вменяется и ч. 4 ст. 159 УК РФ (мошенничество).
В рамках следствия по данному уголовному делу было проведено пять религиоведческих экспертиз, четыре из которых принадлежат известной Amicus Curiae экспертке, представительнице антикультистского круга религиоведов Л.С. Астаховой, а последняя - комплексная – написана ею в соавторстве с психологом И.И. Березовской.
Все экспертизы проведены Л.С. Астаховой по одним и тем же материалам - священным книгам Церкви последнего завета, а также по протоколам допроса некоторых бывших членов церкви. Основанием для всех исследований является факт нахождения умершего младенца в семье членов религиозной организации, поскольку «представители малолетнего … являются последователями религиозной организации Церковь последнего завета и возможно отказались от медицинского обследования ребенка и надлежащего его кормления вследствие своих религиозных убеждений». При этом вопросы в каждой из пяти экспертиз ставились разные.
В первой экспертизе (от 20.0.2019) Л.С. Астахову спросили лишь, является ли организация религиозной. При ответе на этот вопрос экспертка предлагает особое внимание обратить не только на священные тексты, но и на свидетельские показания, предлагая их классифицировать таким образом:
· Показания участников событий
· Свидетельские показания сторонников и последователей религиозной группы
· Свидетельские показания покинувших организацию людей
· Свидетельские показания изгнанных людей и т.д.
Как бы отвечая на очевидный упрек в предвзятости свидетельств тех, кто так или иначе разорвал отношения с религиозной организацией, Л. Астахова в тексте cамой экспертизы утверждает, что «нет причин не доверять свидетелям, покинувшим религиозную организацию», несмотря на их очевидную предвзятость, прежде всего, потому что «надо рассматривать все материалы», и что свидетель «дает подписку об ответственности за дачу ложных показаний». При этом неясно, почему только их показания в результате экспертка приводит в качестве доказательства существующих в общине практик без всякой критики и без упоминания других мнений на этот счет. В результате ответ на поставленный следствием вопрос: Церковь является примером НРД, а именно «низкого эзотерического синкретического культа закрытого типа». Собственно, использование такой терминологии – это прямая отсылка к антикультистскому «сектоведению», которое является доминирующим среди экспертов-религиоведов со стороны обвинения в таких процессах.
Во второй (от 30.05.2019) экспертизе религиоведа Л. Астахову следствие спросило, является ли организация религиозной, насколько обязательными являются предписания религиозной морали для последователей церкви и какова система отношений внутри религиозной общины. Однако, учитывая контекст (причину запроса), по-видимому, наиболее существенным вопросом, интересовавшим следствие, был вопрос «Содержат ли материалы признаки необходимости признания допустимости девиантного поведения, обоснованное на превосходстве групповых норм над общесоциальным нормами морали», а также «носят ли факты девиации устойчивый характер, основанный на религиозной доктрине»?
При ответе на эти вопросы единственным доказательством наличия «девиации» становятся показания одной из бывших членов религиозной группы, которая утверждает, что у Виссариона якобы «есть заповедь», которая «не запрещает самоубийство», и далее два случая суицида свидетельница связывает с этим обстоятельством. То есть, речь о каких-то третьих лицах, и реальность этих событий исследователем не ставится под сомнение, как и само наличие этой заповеди, которая в печатных материалах отсутствует. В другом допросе свидетель возмущается наличием некоторых любовных треугольников среди членов Церкви. Это становится доказательством отклонения норм группы от «общесоциальных», при этом никакой критики, проверки, доказательства наличия заповедей, которые каким-то образом утверждали такую «девиацию» в многочисленных публикациях Церкви, перечисленных в экспертизе как исследованные, не приводится.
Однако эти отдельные свидетельства людей, покинувших религиозную группу из-за несогласия с ней или разочарования в ее деятельности, становятся основанием для вывода экспертизы о том, что «исследованные материалы содержат признаки допустимости превосходства групповых норм над общесоциальными, включая допустимость суицида, неоказание медицинской помощи, нарушения сексуального поведения».
Основной задачей третьей экспертизы (также от 30.05.2019) было доказательство наличия в тех же материалах ЦПЗ «доктринального обоснования для ограничения гражданских прав и свобод», «признаки пропаганды, исключительности, превосходства, которые имеют «доктринальное обоснование», а также «распространение учения и расширения группы последователей в качестве основного вида деятельности последователей»? В данной экспертизе задавался также вопрос о том, есть ли в текстах «доктринальные рекомендации о необходимости финансовых пожертвований».
Прежде всего, в этой экспертизе большой раздел посвящен предполагаемым нарушениям прав ребенка в общине. В частности, из комментария, что религиозная группа верит в «естественные роды» и в 2007 году пятеро детей родилось без помощи медицинского персонала, делается вывод относительно нарушений прав на медицинскую помощь.
Основным же выводом этой экспертизы является утверждение, что религиозное учение Виссариона «доктринально» ведет к множественным нарушениям гражданских прав. Так, из цитаты «не лекарства лечат вас, а отношение к окружающей действительности», делается вывод, что «…религиозная организация подменяет лечение верой».
При этом экспертка, очевидно, просто преувеличивает реальный масштаб проблемы. Видно, что среди нескольких сотен детей, которые, по ее же данным, происходили из семей последователей ЦПЗ, в 2007 году местной прокуратурой было зафиксировано три случая отказа от лечения, лишь предположительно связанных с религиозными предписаниями.
В результате таких подтасовок вывод Астаховой таков – в общине нарушается «право на жизнь, право на образование (поскольку дети получают образование религиозного характера), право на оплачиваемый труд (так как многие трудятся в общине безвозмездно). Особенно обращает на себя внимание упрек в ограничении права на свободу совести, основанный на том, что в «организации присутствует религиозный и идеологический контроль за родственниками, особенно детьми; не обнаруживается свободы самоопределения у детей последователей Церкви последнего завета». Наконец, сама жизнь в поселении в Сибири понимается как «нарушение права на свободу передвижения» и «унижение человеческого достоинства»: по мнению Астаховой, «документов, подтверждающих добровольность участия в эксперименте, не обнаружено» (остается неясным, кем и где); а покинувшие ЦПЗ описывают процесс как недобровольный: их «в известность о переезде не ставили».
Показательно, что все эти выводы не основаны на результатах каких-либо исследований, современные публикации авторов, проводивших полевые исследования среди членов ЦПЗ, не используются, а основным источником становятся произвольная интерпретация различных цитат из религиозной литературы ЦПЗ в совокупности с данными прокуратуры. Последние также не подвергаются никакому сомнению или критике.
Последняя из экспертиз, комплексная (также от 30.05.2019), написана Л.С. Астаховой вместе с психологом И.И. Березовской. Эксперткам следствие поставило вопросы о том, «имеются ли в представленных материалах признаки влияния на характер социальных взаимодействий последователей, применения каких-либор форм насилия», а «травмирующего воздействия, психологического воздействия на интеллектуальные и волевые процессы», «оказывают ли применяемые практики негативное влияние на психологическое здоровье участников группы», способны ли такие практики «инициировать возникновение, обострение физических и психологических расстройств», и в целом можно ли квалифицировать эти действия как «нанесение вреда здоровью».
Рецензию на эту экспертизу по просьбе защиты подготовили специалисты А.А. Панченко, И.В. Жарков и В.В. Константинова, привлеченные стороной защиты. Рецензия А.А. Панченко, И.В. Жаркова и В.В. Константиновой обращает внимание на целый ряд серьезных проблем в этом заключении. Прежде всего, ни Л.С. Астахова, ни психолог И.И. Березовская не являются специалистами в области исследования продуктов речевой деятельности. В то же время, социолог и религиовед Л.С. Астахова никак не использовала ту научную литературу, которая существует по поводу религиозной организации ЦПЗ, сосредоточившись на произвольной интерпретации печатных изданий церкви. Наконец, данные о реальных практиках Церкви берутся религиоведом из протоколов допросов свидетелей, при этом отношение самих свидетелей к Церкви не отмечается и не рефлексируется. В результате, выводы относительно гипотетической вредоносности учения делаются на основании пересказа сведений лиц, определенно имеющих предвзятое отношение к общине, прежде всего, бывших ее членов.
В психологической части исследования рецензенты обращают внимание на использование в экспертизе материалов доклада Американской психиатрической ассоциации 1986 года, при том что доклад этот был отвергнут самой ассоциацией за низкий профессиональный уровень.
Отдельно экспертки обращают внимание на примененный Л.С. Астаховой термин «терминологизация (конверсия)», отображающий опасный, по ее мнению, процесс «терминологического смещения», в результате которого якобы «нарушается обобщающая функция нормативного языка»; в качестве примеров приводятся особое понимание в ЦПЗ таких «общепринятых понятий», как «религия, технология, организация, группа и индивидуальность, Дух, добро, зло, реальность, сочувствие, сострадание, Спасение, помощь, закон, обучение, гнев». Экспертки обращают внимание на то, что любая группа имеет свой социолект, а религиозная группа вправе предлагать своим последователям определенные способы понимания того или иного понятия, связанные с религиозной традицией. Так же скептически рецензенты оценили вывод о том, что сочувственное отношение ЦПЗ к самоубийцам равносильно их поощрению и в целом опровергли вывод относительно наличия в учении и практике ЦПЗ психологического насилия.
Таким образом, перед нами обычные экспертизы представительницы анти-культистского движения, изобилующие не только примерами очевидной предвзятости, но и прямыми нарушениями в области логики и научной чистоплотности.
