01.08.2023 Специальная судебная экспертиза в мае-июне 2023 г.
Очередное дело по «дискредитации российской армии» было возбуждено в г. Сыктывкаре против антивоенного активиста Алексея Семенова из г. Ижма еще в ноябре 2022 года. В суде дело оказалось в мае 2023 года. По делу была проведена «комплексная психолого-лингвистическая экспертиза», которую подготовила Валентина Александровна Мальцева, преподаватель Сыктывкарского университета им. Питирима Сорокина. Она – кандидат филологических наук, защитила диссертацию по стратегиям речевого воздействия в профессиональной коммуникации. Читает в университете курсы по деловому общению, русскому языку и преподаванию русского школьникам. Прошла кратковременные курсы по проведению лингвистической экспертизы в СПбГУ и несколько программ повышения квалификации по психологии. Видимо, по мнению следствия, это позволило ей провести комплексную психолого-лингвистическую экспертизу единолично. Важно обратить внимание, что В.А. Мальцева теперь возглавляет и Центр патриотического воспитания и межнационального сотрудничества, что делает ее работу в качестве эксперта еще более предвзятой.
Amicus Curiae Мальцева известна по предвзятой экспертизе в отношении правозащитника Эрнста Мезака. О степени предвзятости и непрофессионализма экспертки можно судить, в частности, по одному из выводов проделанной ею экспертизы. Анализируя фотошоп фотографии местного судьи с ироническими подписями, экспертка заключила, что «…слова «клоун» и «зомби»» являются «оскорблением, переданным в неприличной форме»».
Эксперту в деле Семенова была представлена копия текста – поста во «ВКонтакте»:
«Ижма репетирует встречу груза «200» с Украины:( Кого из ТРИДЦАТИ ИЖЕМЦЕВ, уже принявших повестки на путинскую ВОВУ, вернут на Родину в черном мешке? Или ВСЕХ? А ведь всего то надо НЕ являться по повестке в военкомат, заплатить штраф 8000 руб и жить дальше, не убивая украинских братьев и сестер, сохранив свою жизнь:(».
Кроме того, экспертке были переданы три фотографии, на которых «изображен наполненный неизвестным содержимым черный мусорный мешок, на котором краской желтого цвета нанесена буква «Z», а рядом краской синего цвета фигура неустановленной формы, при этом на 2 фотографиях указанный мусорный мешок был сфотографирован на фоне памятника В.И. Ленину в с.Ижма Республики Коми, а также на крыльце здания «Дома Культуры им.В. Осокина».
В.А. Мальцевой были заданы обычные для этих дел вопросы, в которых полностью повторяются правовые формулировки самой статьи. Помимо этого, экспертке были заданы вопросы, которые напрямую касаются другого правового аспекта, а именно – мотивации совершенного деяния. На основании только переданных материалов экспертке было предложено ответить на вопрос о том, «какова мотивация лица, разместившего материалы»? Установление мотивации любого деяния, очевидно, выходит за пределы профессиональной компетенции эксперта; это устанавливается судом по совокупности доказательств по делу. Этот вопрос, следовательно, является правовым и грубо нарушает основные принципы экспертной работы.
Явный уровень халтуры в производстве экспертизы начинается даже с формулировки вопросов следователем: «имеются ли в указанных материалах публичные действия…?». Такая формулировка предполагает, что в материале есть какие-то действия сами по себе. Но действия сами по себе могут происходить в физической реальности, в тексте же могут быть описания действий, призывы к действиям, одобрения действий, но не действия сами по себе. Показательно, что, даже имея процессуальную возможность изменить вопрос, эксперт не делает этого, а отвечает на него.
Наконец, не имея профессионального образования, экспертка соглашается отвечать на вопрос по психологии: «Каким образом содержание представленных на экспертизу материалов влияет на психику людей, какие вызывает ассоциации и чувства?». Ответ на этот вопрос не только выходит за пределы профессиональной компетенции В.А. Мальцевой, но и не может быть исследован даже профессиональным психологом, ответ на него может быть только спекулятивным и предположительным. Собственно, именно так и выглядит ответ специалиста на поставленный вопрос: по мнению В.А. Мальцевой, «…коммуникативной целью» автора является «негативное воздействие на жителей села Ижма», задачей является «…напугать их фактом гибели мобилизованных в ходе СВО на Украине, и тем самым воспрепятствовать мобилизации». Собственно, такой вывод вполне возможен, хотя он основан, конечно, на простом здравом смысле и очевидной интенции самого автора инсталляции, а вовсе не на «психологическом анализе». В качестве отдельной коммуникативной цели филолог указывает еще и цель «привлечь на свою сторону максимальное число сторонников». Этот вывод следует признать чистой фантазией: никакого доказательства для такого вывода экспертка не приводит. Собственно, и другие ответы на вопросы следствия авторка таким же образом основывает на чистой спекуляции. Например, призыв не являться по повестке она считает «призывом к воспрепятствованию использования ВС РФ в целях поддержания мира…», а указание на относительную мягкость возможного штрафа за неявку в военкомат комментирует следующим образом: «автор демонстрирует себя в роли человека, который точно знает, что наказания за неявку в военкомат практически нет».
Судя по ссылкам на литературу и выводам экспертизы, основной для исследования В.А. Мальцевой была методика, изложенная в Методическом письме РФЦСЭ «Об особенностях комплексных психолого-лингвистических судебных экспертиз, связанных с публичной дискредитацией Вооруженных Сил Российской Федерации». Согласно методике РФЦСЭ, по таким делам требуется именно комплексная экспертиза, которую должны проводить двое экспертов – лингвист и психолог; методика предполагает, что каждый специалист отвечает на вопросы, связанные с его профессиональными компетенциями, а затем они совмещают результат и отвечают на вопрос о наличии в текстах признака того или иного диагностического комплекса. Таким образом, выполнение такой задачи одним специалистом не предусмотрено; подготовка заключения одним специалистом, который выполняет функции и лингвиста, и психолога, является нарушением методики, указанной в тексте в качестве базовой, поскольку «именно совместная работа позволяет филологу-лингвисту и психологу провести полное и всестороннее исследование» (Кукушкина, Сафонова, Секераж, 2014, с .16).
Таким образом, видно, что в этой экспертизе, как, впрочем, во всех, написанных по делам о «дискредитации армии», основной задачей эксперта является согласие с любым вопросом следствия, по сути, как мы уже указывали, – это функция военного цензора.
Необычной с точки зрения выбора специалиста выглядит экспертиза, подготовленная в рамках дела, возбужденного в Петрозаводске против блогера Сергея Другова. Дело было возбуждено 16 июня по репосту текста ФАС (Феминистского антивоенного сопротивления), и уже в конце июля он был приговорен к двум годам исправительных работ. Экспертизу по его делу провел доцент Петрозаводского университета, политолог Александр Юрьевич Ильин.
Этот эксперт фигурировал еще в конце 2022 года в «опросе специалиста», когда он анализировал стенограмму заседания Законодательного собрания Республики Карелия. Следователь задавал эксперту вопрос, имеются ли в предоставленной стенограмме выступления Слабуновой Э.Э. «…публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных сил Российской Федерации?».
Надо сказать, что и тут в вопросе фигурируют абсурдные «публичные действия» (см. выше). Отвечая на этот вопрос, председатель Карельского регионального отделения Российского общество политологов утверждает, что выражение «чтобы были живы» в отношении мужчин «… можно расценить, как констатацию возможности призыва мужчин для выполнения воинской присяги по защите Отечества в ходе реализации целей СВО и возможности их гибели, что, учитывая программные заявления партии {Яблоко}, означает категорическое несогласие с проведением данной операции». Предложение же, высказанное одним из депутатов ЗС РК, «тратить деньги не на военные нужды, а на школы», также было понято А. Ильиным как «призыв не финансировать СВО, не признавать важность задач ВС Российской Федерации при выполнении задач СВО, таким образом, дискредитируя действия ВС РФ при выполнении СВО по защите интересов Российской Федерации (денацификации и демилитаризации Украины)». Собственно, уровень анализа и предвзятости эксперта, кажется, совершенно очевиден.
Примерно так же подходит политолог А. Ильин к анализу поста ФАС, посвященного ненасильственному протесту против войны. Следствием эксперту-политологу были поставлены вопросы о том, есть ли в исходном посте «ложная информация» относительно использования ВС РФ, «публичные действия, направленные на дискредитацию», а также «распространение выражающих явное неуважение к обществу сведений о днях воинской славы и памятных датах России, связанных с защитой Отечества, а равно осквернение символов воинской славы России, оскорбление памяти защитников Отечества либо унижение чести и достоинства ветерана Великой Отечественной войны?»
В своем исследовании автор указывает, что он использовал «политологический контекстуальный анализ», который состоит из «определения общей политической среды», включая «общие политические обстоятельства событий на Украине», «политику ЕС и блока НАТО после 1991 г.», «учет культурных обстоятельств и обычаев, роль ВОВ для граждан России». Второй этап – определение того, «какие цели ставил автор, когда вел свой канал». Наконец, определение, как исследуемый материал связан с непосредственным контекстом, при этом предлагая «определить точку зрения, с которой автор передает сообщение, отличая «ноуменологическую», когда, по версии автора, «вещи показываются такими, какими они есть», и «феноменологическую», когда «вещи представляются или конструируются». Последние термины (ноуменология и феноменология) относятся к философской традиции анализа, которая точно не имеет отношения к исследуемой проблеме, и в целом не может быть использована как метод верифицируемого научного анализа. Вместе с тем, совершенно непонятно, что означает требование в методике провести некое «…разграничение между описательной и предписывающей истиной».
Интересно, что вся эта часть методики целиком совпадает с учебником по герменевтике Генри А. Верклера, где дается общее описание метода контекстуального анализа в библейских исследованиях. Ссылки на этот учебник в экспертизе нет, хотя есть ссылка на работу Гадамера по философской герменевтике, которая, как мы уже указывали в обзорах, вообще не может использоваться в научных экспертизах в силу невозможности верификации.
О степени предвзятости говорит и выбранный экспертом стиль изложения. Так, начиная свой «политологический анализ», А. Ильин утверждает, что Россия начала «специальную военную операцию» «…после многолетних попыток Минских соглашений по разрешению вооруженного противостояния на Украине, непрекращающихся убийств, бомбардировок территорий Донбасса со стороны киевского политического режима, действующего при поддержки объединенного Запада, его военно-политического блока HATO в соответствии со статьёй 51 части 7 Устава ООН». Очевидно, что политолог попросту воспроизводит клише официальной российской пропаганды.
В экспертизе приведено подробное описание исследуемых материалов – большого поста ФАС, в котором обсуждается, какие мирные ненасильственные формы антивоенного протеста возможны. Эти методы, по мнению эксперта, являются формами свержения государственной власти, «действуя на сознание и поведение окружающих». Основным содержанием рекомендаций ФАС является проведение т.н. «тихих пикетов» с различными формами протеста против войны. По мнению А. Ильина, данные акции выполняют задачи «вброса информации, попытки способствовать принятию или непринятию определенных решений, влияние на конкретных лиц, конкретные структуры и институты».
Обращаясь в целом к содержанию канала «Война – это кринж», эксперт утверждает, что такое название дискредитирует Великую отечественную войну, поскольку, якобы, автор и ее считает «позором». Упоминание же в канале трагедий Мариуполя и Бучи эксперт считает «фейками», что позволяет ему сделать вывод о том, что на канале ведется «дискредитация действий руководства РФ и ее вооруженных сил».
Особенно сильное впечатление производят утверждения специалиста о допустимости убийств мирного невоюющего населения. В тексте экспертизы эксперт-политолог пишет, что для защиты государства его органы «… обязаны использовать весь арсенал властных инструментов, в том числе силового воздействия; среди них военные действия (в том числе физическое уничтожение даже невинных)» являются, по мнению эксперта, «оправданными».
В том, что А. Ильин называет «анализом», явно присутствует не только спекуляция, но и прямой подлог. Так, отвечая на вопрос, связанный с наличием в тексте оскорбления ветеранов и военных праздников, автор утверждает, что в предложении использовать официальные праздники для антивоенных акций, в частности, «Парад на крови» и «Смертный полк», наличествует «…надругательство над традициями народов России хранить и беречь память о защитниках Родины». Между тем, в самом тексте речь идет не о традициях и не о памяти о героях Отечественной войны, а о том, как именно путинский режим извратил и вепонизировал саму практику коммеморации Великой отечественной войны. Таким образом, эксперт выступает как военный цензор, устанавливая факт несоответствия критической позиции автора официальному нарративу о Великой Отечественной войне.
Таким образом, эта «политологическая» экспертиза – яркий пример использования экспертов как военных цензоров, однако в этом случае еще и с изрядной долей пропагандистских милитаристских клише путинской пропаганды.
Примером очевидного заимствования российских практик преследования гражданских и политических активистов за «разжигание социальной розни» являются процессы в Беларуси. Некоторые примеры такого правоприменения и экспертиз, которые сопутствуют ему, мы приводили в предыдущих обзорах, в частности, анализируя экспертизу беларуского блогера Павла Спирина. Очередной пример такой экспертизы был продемонстрирован в деле правозащитницы из Беларуси Насты Лойки, приговоренной 20 июня к 7 годам колонии за распространение доклада о нарушении прав беларуских антифашистов.
В этом деле была подготовлена экспертиза, которая оказалась засекреченной и защите для копирования предоставлена не была, однако основные ее положения понятны из записей адвокатки обвиняемой. Прежде всего, речь шла о том, что в тексте доклада о нарушениях прав левых активистов в Беларуси есть некая «негативная оценка» социальной группы «милиция» и «обоснование негативной оценки» этой группы. Доклад Лойки содержал формальное, довольно сухое и безоценочное описание событий, связанных с задержанием и содержанием под стражей активистов левых движений в Беларуси. В некоторых случаях, впрочем, действия оценивались, например так: «Все жалобы на их действия (речь идет о сотрудниках милиции) остаются без внимания, а их действия становятся ещё более грубыми».
В целом, можно сказать, что сами действия описываются как предосудительные для сотрудников правоохранительных органов, они совершены конкретными представителями определенной службы, которые, по мнению автора доклада, совершают поступки, нарушающие правовые регуляции и установления Республики Беларусь. Действия, перечисленные в докладе, включали в себя «физические и психологическое давление» в отношении активистов, угрозы и манипуляции при допросах, нарушения сроков и условий содержаний под стражей, произвольное задержание и предъявление обвинений. Таким образом, можно утверждать, что, по сути, перед нами обычный правозащитный доклад, с перечислением того, что является нарушением защищаемых Конституцией Республики Беларусь прав и свобод граждан, зафиксированным в ходе мониторинга. Этот текст был определен судом как «разжигание вражды и ненависти к социальной группе «милиция»».
Пожалуй, ближайшим аналогом такого рода дела является дело АДЦ «Мемориал» 2013 г, который был признан «иностранным агентом» именно за правозащитный доклад в ООН, публикацию которого эксперт, доктор политологии из Педагогического университета им. Герцена Владимир Рукинов, расценил как желание «повлиять на общественное мнение с намерением изменить государственную политику».
Отдельно стоит отметить расширяющуюся в Беларуси практику секретить как экспертизы, так и экспертов (в одном из дел эксперт был засекречен по требованию прокуратуры якобы для его защиты), а также закрывать процессы по делам экстремистской направленности (как это было сделано с процессом Насты Лойки). Все эти идеи, как представляется, активно обсуждаются и в России, насколько можно об этом судить по комментариям ведущего специалиста, Е.И. Галяшиной, которая активно выступает за закрытие процессов и за предание экспертам статуса «засекреченного свидетеля». Это, конечно, было бы еще одним ударом по какой-либо возможности обсуждать и критиковать экспертизу в российских судах.
